
Андрей Иванов-Другой
Безбеды
— Надо удалить «над бедой»! Какая беда? Не может быть в наше время никакой беды! – руководитель пенсионерского хора, авторитетная дама бальзаковского возраста, оборвала вдруг последний куплет народной песни «Во кузнице».
Хористки осеклись и не стали повторять последний куплет:
«Над самою над бедой, над бедой,
Над самою над бедой, над бедой».
Все почувствовали, что хор расстроился. И в прямом, и в переносном…
— А как же…? – одна из бабушек было подняла голос, но на неё цыкнули соседки, и та замолкла.
–— Нет у нас беды! Посмотрите, прекрасное бабье лето, наше лето! Сарафаном закончим! Хоть и проел его таракан. Но это же не беда!
Такой аргумент показался хороводице более, чем весомым. Она окончательно утвердилась в своей и даже общей правоте этих слов. Хористки потихоньку привыкали к обрубленному, «безбедному» варианту популярной песни.
Возникла пауза, кто-то начал болтать. Разговоры – а значимая часть смысла в хоровых собраниях была, конечно, именно про это – понемногу множились и громчели. Руководитель поняла, что народу надо дать выговориться – на всякий случай. И в это вынужденное безвременье – а не беспокоиться она не умела – женщина, чтобы не терять времени, быстро подумала о внучке, как-то она сейчас и где, гуляют с няней или уже в дневном сне. «Хорошо, что внучка – меньше тревоги!»
И тут пришла уже ставшая обычной для коллектива беда – с этажа над ними детские задорные голоса грянули своё. Этажом выше располагалась детская музыкальная студия – и кто так придумал?! Все понимали, что, скорее всего, так случилось без умысла. Развивали культуру, и случилась нечаянная накладка.
Наш руководитель при этом отмечала мастерство юных певцов и втайне признавала их творческое мастерство и лидерство над своими («А что с пенсионеров взять?! Страдают и заодно поют. Может, кому душу отводит!»). Но терпеть накладку одного хора на другой было никак невозможно! Хотя бы по музыкальным соображениям. И по авторитету, конечно, больно било.
«Вот я Ларисе… – как там её по отчеству, всё время забываю – всё однажды скажу!»
Они, конечно, здоровались, когда пересекались на улице, но обе, на всякий случай, недолюбливали друг друга. Где-то уже на грани пассивной ненависти.
«Здравствуйте, Лариса… ммемовна!» – наша промямливала отчество, действительно его запамятовав.
В ответ она слышала подобное же.
«И как она справляется, одна тянет на себе двоих детей?!» – тут же с сочувствием думала наша в адрес более молодой коллеги.
А сейчас сверху зазвучали частушки – что было особенно в диссонанс:
«Вот случилося беда:
Загорелась вдруг вода.
Ай-ли, ай-люли,
Загорелась вдруг вода.
Как ее ни заливали,
А огня все не уняли.
Ай-ли, ай-люли,
А огня все не уняли.
А на счастье, на тот раз
Проходил дядя Тарас.
Ай-ли, ай-люли,
Проходил дядя Тарас.
Живо воду затушил
И тем славу заслужил.
Ай-ли, ай-люли,
И тем славу заслужил.
Как ее он заливал,
Он про то нам не сказал.
Ай-ли, ай-люли,
Он про то нам не сказал…»
Бабушки захихикали – руководитель на них громко зыркнула. Все замерли в трепетном ожидании.
«…Только слышно стороной:
Затушил он бородой.
Ай-ли, ай-люли,
Затушил он бородой».
— Так, девушки! Продолжаем!
Руководитель дирижёрским рубленым жестом прервала гомон. Хористки умолкли и приосанились.
— На чём мы остановились?
— Что нет беды! – ответили малым хором несколько человек.
— Даже бед! — добавила для обозначения особенной себя самая активная.
Повторили «Во кузнице» – раз-другой. Но что-то разладилось – как будто без «беды» порушилось само естество и канва реальности.
– Да вы не поёте, вы реп читаете! – завелась руководитель; а старушки знали, что, если хороводица произносит что из молодёжного сленга, жди как раз той самой беды.
Так понемногу занятие скомкалось – от сарафана к беде и обратно, потом к тараканам; кто-то невпопад спросил, можно ли сегодня «про тараканов» и оказалось, что можно, – но метания между дозволенным и нежелательным и внутренний поиск небольшой, но такой именно сейчас и здесь важной истины заслонили дальнейший репертуар, и впервые за многие годы руководитель хора закончила занятие раньше положенного.
Все неохотно потянулись к выходу. Но хористкам не хватило. Они собрались на большом крыльце культурного заведения и стали, как было видно через окна (но пока не слышно), подтанцовывать. Под сентябрьским бабьим солнцем у старушек было хорошее настроение: ведь беду отменили!
И когда хороводица вышла наружу, она услышала залихватское:
«Ой, беда-беда-беда!
в огороде лебеда,
черемуха белая –
что я в девках делала?!»