Алексей Коровин
Мне было восемнадцать…
Мне было восемнадцать. По утрам
распахивал я рамы, ожидая
под окнами задорный птичий гам,
Но было тихо. Птицы, отзвенев,
скрывались от полуденного солнца.
Я шёл на кухню, ставил на плиту
любимый мамин закопчённый чайник,
Разогревал на небольшом огне
заботливо оставленный мне завтрак.
О чём тогда я думал? Не припомню.
Возможно, просто рифму подбирал
к стихам, меня преследовавшим ночью.
На праздниках я расчищал завалы
из книг, журналов, старых дневников,
пылящихся на даче в грозных стопках.
И где-то на одной из нижних полок
нашёл я институтскую тетрадь,
а в ней черновики стихотворенья.
В нём было много чувства, много света,
весенний лес, задорный птичий гам,
томленье, радость, робкая надежда
и горестный финал: «Как ты могла…»
В нём боль была, и всё же не хватало
опорной рифмы, малого штриха.
Я вышел погулять, субботним утром
в посёлке тихо, только лай собак
порой тревожит жителей коттеджей.
До десяти утра запрещено
работать, но соседская бригада,
видать, опять не уложилась в срок.
«Бензопила». Новаторская рифма.