Театральный рассказ

В гримёрку к Варваре без стука вошла уже знакомая ей, но, как потом окажется, не наоборот, одна из прим театра. Последняя приехала для задействованных в пьесе сильно заранее, неясно почему. Однако, причина вскоре стала понятна. Как только Светлана – или называть её Светланой Юрьевной?! – села в кресло, небольшую комнату наполнил аромат дорогого алкоголя. И это в два часа дня. 

– Сима, привет! – сказала артистка [а мне нравится, на уровне ощущений «артист/артистка», а не «актёр/актриса»] с жеманным вздохом. – Как ты? 

Артистка, очевидно, входила в образ к сегодняшней постановке, что выражалось также в движениях тела и совсем ненужных к ситуации жестах. 

Варвару пригласили в этот статусный театр, найдя и переманив её из другого столичного, но условно более простого подобного учреждения. Девушке было чуть за двадцать, но она уже успела почувствовать не только очарование и магию сцены, но и испытала немало негативных эмоций закулисья. Но искусство грима было прямо её – она справедливо считала, что у гримёров есть даже своя муза, а в случае Вари, скорее всего, муз, с неопределёнными чертами и, безусловно, молчаливый, но исполнительный и быстрый, всегда с ведёрком белил и потребной именно в данный момент кисточкой. 

Светлану она уже гримировала один раз – та всё время склоняла мастера нарушить регламент и оттачивала на ней своё затёртое остроумие. Варе были заметны заученный автоматизм во многих шутках, дыхание в них прошедшей эпохи, несвойственный современности академизм. Девушка понимала, что такова специфика этой работы, и остаётся либо сразу принять такие издержки, либо тут же разорвать эти невидимые паутины. 

– Мы же с вами знакомились, Светлана Юрьевна, не помните? – Варвара ответила максимально вежливо, но уколола визави весьма ловко, та, похоже, оценила. – Я Варвара, а лучше Варенька. 

– Ну нет, – снова взорвалась дама, возможно, такие переходы были необходимы для роли, и она играла с собеседником, тем более, что никакого риска в этом не видела, – Разве это индивидуально, Варенька? Вот Сима – это да. Ты такая будешь одна! 

Такое прозвище С.Ю. придумала просто – сократила фамилию «Симонова». 

Гримёр только подняла брови и ничего не сказала. Она присела на свой высокий стульчик позади артистки, и женщины стали общаться, глядя друг на друга в отражение в огромном зеркале. 

– Вот, ведь «надо до щелчка!» – сказала прима и достала из сумочки фляжку. 

Варвара поняла, что это из какой-то пьесы, но настроя вспоминать из какой именно, не проявилось. Постановки в своём театре гримёр смотрела через раз, и то в значительной степени, чтобы оценить аспекты жизни макияжа на протяжении спектакля и органику внешности и роли. При этом, как признавалась себе Варя, игру артистов она оценивать не умела. Вероятно, и значимая доля зрителей тоже не умеет этого делать, но не хочет показаться несведущими. Что, в общем-то допустимо, если относить театр к искусству для народа. 

– Будешь? – из вежливости предложила прима коньяка, по аромату, «Эн» (у французов это, конечно, неочевидным образом пишется Hine) или «Фийу» (такая же история, Phillioux). 

Варя только посмотрела на неё в зеркале. 

– Так он хочет меня бросить! – сказала уже с естественными слезами и про реальную ситуацию Светлана. 

Она отхлебнула, потом ещё раз и занюхала рукой. Варя подвинула ей розетку со своими любимыми батончиками. Светлана с благодарностью приняла предложение, закусила половинкой конфеты. 

– Вот говорят все «личная жизнь»! Ненавижу это определение, а особенно смысл. Почему оно про тело? Девочка, будь осторожна с теми, кто задаёт про это вопросы. Какое их дело. У нас тут такая личная жизнь, я про наш полёт, сразу во все стороны. А тут про сиськи-письки. Что же так мелко и неинтересно? 

Наверное, утренние, а, возможно, и переходящие из вечера в утро переживания отняли у женщины много сил – кроме того, до выхода на сцену было ещё долго, и необходимо было беречься – и она обмякла в кресле и задремала. 

Из вежливости и для подумать Варя вышла из гримёрки, пошла в сторону кафе, которое уже работало на вход для уличных прохожих и кормило обедом сотрудников. 

Было довольно людно. На всякий случай – а Варя знала ещё не всех в новом театре – гримёр здоровалась со всеми. «Так, эти за столиком не ответили, значит не театровские». Девушка встала в небольшую очередь. Перед ней стояла бригада рабочих сцены, четверо молодых ребят. Все поочерёдно сказали ей «здрасьте!», хотя для этого им всем пришлось вывернуться в обратную сторону. Но никто не поленился. Всем хотелось посмотреть на новенькую и, очевидно, все жаждали личной жизни. А Варвара имела не самую яркую, но приметную аристократичную внешность – прямо копия героини картины «Дама с горностаем» Леонардо да Винчи (многие вспомнят сразу, а кто и не поленится посмотреть в Сети). И, кстати, у неё дома жила чилийская белка – но это так, к слову. 

«Интересно, – подумала Варвара. – А мастера декораций ходят смотреть на то, как отрабатывают их интерьеры? Что может быть полезно поменять, докрутить». И ответила сама себе: «Не знаю. А что ты хочешь сказать, сомневаясь в этих людях, тем более, на основе этой необязательной задачи? Ищешь повода к осуждению, к оправданию своего перфекционизма, который, скорее всего, кроме тебя самой никому здесь не нужен? Давай, хотя бы сейчас ни о чём не думай!» 

А не думать Варя не могла. К тому же, разговор с артисткой Светой – а та была достаточно известной и вследствие этого имела определённый авторитет и влияние, в том числе неформальное – погрузил Варю в некоторую задумчивость. Она даже сама не понимала, в мысли о чём, но как будто между ней и всем внешним возникла зримая пелена, разделившая её мироощущение и самостоятельное пребывание окружающего в своей уверенной полноте. У каждого в кафе был какой-то свой повод к жизни, мотив общаться, голод питаться, стремление показаться перед другими. Варе же многого из этого не хотелось. Не хотелось даже есть, но глупо было не использовать талончики, иначе они «сгорают». 

– Привет! Ты же новенькая? Вместо Даши? – кассир-ровесница, с которой Варя уже знакомилась, но от количества новых имён уже забыла, как ту зовут, пользовалась короткими моментами, чтобы поговорить с каждым; тем более, у неё в эти секунды становилась над человеком определённая власть, и игнорировать человека было, по крайней мере, невежливо, не считая того, что невозможно.

– Да, привет! Я её не застала. Говорят, что она быстро ушла. 

– Ага, поскандалила с артистами, уж не знаю из-за чего. Те, само собой, её быстро съели, – кассир метнула взгляд вдоль очереди, нет ли в ней тех самых, да и вообще любых артистов, и таковых не стояло. 

Варвара обратила внимание, что кассир сидит, точнее полусидит, на высоком барном стуле – так, что она получалась вровень с посетителями у стойки и выше всех сидящих за столами. Умышленно так вышло или по случаю, но выглядело её положение, как будто она королева на троне и позволяет гостям пребывать в её владениях только на короткое время. 

– Ой-ой, чуть не забыла, – кассир вытянула руку и остановила Варю. – А ты меня к вечеру сможешь чуть подкрасить? Мне Даша никогда не отказывала. А наш театральный макияж смотрится очень эффектно – ну ты знаешь. Два-три мазка, румяна какие или наоборот бель. 

– Ну заходите, заходи. Если артистов не будет. И, кстати, сегодня какой спектакль? Я не обратила внимание на афишу.

– «Ночь…» 

– Которая из «Ночей»? 

– Которая нежна, – закатила глаза новая подруга и изобразила телом, довольно изящно, какое-то томное движение. – Правда, не знаю, чем она там нежна, – и захихикала. 

За едой Варвара попробовала всего понемногу. На компоте, который отдавал почему-то тряпками, она запнулась и не стала его пить. Девушка подошла к холодильнику и взяла энергетик. Кассир показала жестом – сразу всем – что гримёр может расплатиться за новый товар без очереди. Варя кивнула и быстро пробила карту. 

Тут ей пришло сообщение в мессенджер, от мамы.

«Как дела, доча?» 

«Тружусь». 

«И всё?) Ну как настроение имеется в виду, какие планы?»

«Пока не знаю. Вроде, весна, может с подружкой куда сходим. Если артисты не начнут ко мне опаздывать». 

«Позовёшь к себе на какую постановку?»

Варя прокрутила в голове всё это действие, начиная с подготовки в виде добывания контрамарки, с объяснениями или без, выяснение диспозиции по залу, куда это сделать техничнее и за какой коньяк, ожидание, встречу – слава Богу, скорее всего, мама её макияжа не попросит, из деликатности – непонятное своё пребывание в это время, буфет для символического закрепления акции, возможно ещё какая жизнь с ней за кулисами, … В общем набегало немало хлопот, хотя, конечно, надо. 

«Ау», – оказывается, прошло почти пять минут. 

«Ку-ку. Дай немного осмотрюсь. Тут есть свои приключения».

«Понимаем-с. Феатр!))»

На обратном пути Варя подошла взять с собой сырников – себе и артистке, чтобы та, на всякий случай, пока не выходила из гримёрки. У кассы никого не было, и кассир показала всем видом готовность к новому и уже долгому разговору. Но гримёр торопилась и в этот раз общалась только знаками. 

– Ну, так не забудешь про меня? 

Варя в ответ кивнула, и никто из них не понял, означает это «да», или «нет». А Варвара, кстати, уже про это забыла. 

По дороге гримёр поизучала афишу – действительно, сегодня был Фицджеральд, где в главной роли вторая прима театра и соперница Светланы Ирина Т. 

Когда Варя вернулась к себе, Светлана уже проснулась. В воздухе висел и медленно растворялся табачный дым. Терпкий запах крепких сигарет заслонил коньячный – это было хорошо. Ругаться на курение было поздно. 

– Сима, извини, пожста! (так и сказала, «пожста!»). Это не я, это противная Маргарет. 

Варя поняла, что артистка имеет в виду главную героиню «Кошки на раскалённой крыше». Эту роль Светлана Юрьевна играла уже пятнадцать лет, поэтому неудивительно, что Маргарет ей опротивела. 

– И зачем…? И зачем авторы пишут такие длинные монологи? – голос артистки был уже более осознанный, и мысли сбивались реже. – Это же ужас, как это всё держать в голове. А я ведь уже немолода. 

Светлана развернулась на кресле и села на кресле на колени, смотря прямо на Варю.

«Вот ещё бесплатный спектакль!» – безэмоционально подумала Варя, но всё же стараясь запечатлеть в памяти эти уникальные мгновения, в которых женщина была самой собой. 

– А ведь муж меня поэтому и бросает. Ему надоели эти мои Маргариты, Джульетты, кто там ещё? Жанны Д’Арк, Электры, Иокасты, Медеи и даже, не поверишь, Башмачкин. И я его понимаю. 

– Кстати, про Маргарит – сегодня у вас нет выхода, вы дату перепутали. 

Светлана Юрьевна слезла со стула, на последние слова Вари она только махнула рукой и пошла к выходу. 

– Если что, я у себя. 

В ожидании вала артистов ближе ко времени Варенька порисовала – отвлечённых героев фэнтези, полузверей-полулюдей, разных необычных птичек, и под конец Башмачкина, скрещённого с сатиром, но без лица, профиль решила изобразить потом, пока его вид не приходил. Это был её способ содержательного отдыха, а так, чтобы отдыхать отдыхать она не умела.

Ирина Т. пришла тоже заранее. Это было хорошо – для неё требовалось чуть больше времени, чем для остальных. К тому моменту вроде бы получилось убраться и проветрить. 

– Варенька, привет! Осваиваешься? Вот тебе шоколадка. 

– Добрый день! Большое спасибо! 

Потом они в основном молчали, переглядываясь в зеркале. Ирина, похоже, пыталась что-то прочитать про неё, но не могла пока сделать каких-либо выводов. 

– Кстати, мы видели твоё портфолио с предыдущей работы. Класс! Очен необычно. Всем понравилось. Даже мужчины позавидовали на такие трансформации – делаешь кисточкой новых людей. 

Варвара понимала, что эта лобовая лесть может не отражать действительного мнения человека, но было приятно. Тем более, она начинающий гримёр, всего пару лет, как в профессии. Девушка покраснела, и Ирина сочла это наилучшей благодарностью. 

По окончании работы с Ириной Варя залюбовалась артисткой – та была действительно красива, а в некотором возрасте, наверное, даже лучше, чем в молодости. «Понятно, почему у них со Светланой соперничество. Только зачем? Странное дело, конечно – в любом театре так, хоть он большой, хоть маленький. Изводящее всех, часто уже даже усталое соперничество. Как вид спорта, как вечный изношенный моторчик. Зачем?» 

Ирина поблагодарила и ушла. 

Потом, когда стали приходить и даже создавать очередь другие артисты, время полетело незаметно, и ближе к времени готовности образовался типовой цейтнот. Некоторые артисты-мужчины этим пользовались, стараясь сократить процедуру до минимума. Кто-то из звёзд средней руки даже капризничал. 

К началу спектакля Варя чуть опоздала. Но она не могла никому помешать – за кулисами у неё была своя ниша, где гримёр никому не мешала, и откуда можно было видеть основную часть сцены. 

Голос диктора всё равно звучал на все ряды и коридоры – мужской проникновенный тембр зачитывал эпиграф:

«И вот уже мы рядом. Ночь нежна…
…А здесь твоя страна
И тот лишь свет, что в силах просочиться
Сквозь ставни леса и засовы сна. 

Китс» 

Следом прорвалась сценическая речь. Чуть надсадная, правильно поставленная, погружающая в действие. 

– Повеселись, Дик, прошу тебя. Познакомься с какой-нибудь малышкой, потанцуй с ней.

Ирина была хороша: очарование нездешней, заморской красавицы выплёскивалось в зал. 

– Да о чем я с ней буду разговаривать?

Мужские реплики диссонировали этой атмосфере, и Варя даже подумала, что может быть лучше было бы без них – и без этих реплик, и без мужчин. И даже можно ставить многие вещи только с женской частью пьес! Вполне! 

– Так и скажешь, – Ирина включила кокетливую меланхолию. – «Малышка, какая же вы хорошенькая». О чем же с ними еще разговаривать?

И тут на сцене появилась… Светлана Юрьевна!! В образе Маргарет, или даже в универсальном виде роковой женщины. 

– Да, он вот так мне уже давно говорит! – Светлана выступила на центр с таким пояснением, чтобы вписаться в мизансцену и поясняя своё повление зрителям, а в больше степени играющим сейчас «Ночь…» коллегам. 

Варя хотела заткнуть уши, ожидая от зала криков возмущения, но при том, что он был переполнен, пока стояла такая же тишина. Оно и понятно: ведь только начало пьесы! 

Это была лучшая сцена изумления – ever!! Ирина и Дементий, игравшие главные роли в «Ночи…» замерли, вырабатывая одновременно гормоны гнева, возмущения, злости и пытаясь изыскать в приливе адреналина опору для здравомыслия и выработать адекватную реакцию. Хорошо, пока солировала Света. 

– Оказывается, можно быть одинокой, когда живешь с человеком, которого любишь. Да-да, милочка! Именно так. Выходит, он любит, любил одновременно и вас, и меня.  

Дементий метнулся через немалое пространство к Светлане, взял её за обе руки, встряхнул и наклонил почти до пола, глядя ей в глаза, но не издавая ни звука. Его спина загородила силуэт женщины от зрителей. Со Светы упала шляпка. Варя увидела, что в этот момент нарушитель всего оказалась готова умереть, она обмерла и закрыла глаза. Но потом, открыв их, густо обведённые тушью и казавшиеся от этого увеличенными и удлинёнными, она «выстрелила» в мужчину, как в виновника всех мировых женских бед за всю историю, мощнейшим залпом – тот даже отпрянул. 

– А, что же ты ещё трезв? Почему не пьёшь «до щелчка»?

– Я при жене не смею, – артист наконец вписался в импровизацию. 

Он поднял шляпку и подал её Светлане. 

– Прости меня, Николь. 

Сцена оказалась сильнейшей: он руками помогал любовнице (пусть даже самозванной), а телом развернулся к жене и говорил для неё. В зале прошлась непоследовательная волна аплодисментов – многие были искренне поражены. 

Последующее действие шло уже ровнее, но в такой же напряжённой динамике. Другие артисты тоже поняли, что происходящее нельзя прерывать или останавливать. На антракт Светлана убежала к себе и заперлась до нового акта. Варя же застыла на своём месте, боясь помешать этому коловращению страстей, опасаясь, что может нарушить это странное, возникшее из микрочастиц эмоций, движение. 

К финальной сцене все артисты, даже малых ролей, были измотаны. Они двигались больше необходимого, создавая для себя паузы для поиска новых, смешанных из двух пьес реплик. Появилось много пантомимы – иначе выразить некоторые переживания не получалось. Те, кому необходимо было удаляться, оставались на периферии пространства, чтобы включиться в любой момент и спасать других. 

… 

– Я была влюблена в вас! – это говорила уже третья женщина. – Все были в вас влюблены! Но я стала бояться вас. 

– Мне пора, – сказал Дик-Дементий. 

Потом, когда Варя перечитает этот роман, она найдёт самое точное определение состояния главного героя. «Его слегка пошатывало; в голове мутилось, ток крови стал медленным и тяжелым. Он поднял правую руку и с высоты террасы широким крестным знамением осенил весь пляж». 

– Я пойду к нему, – с надрывом и в предвкушении конца игры сказала Николь-Ирина. 

– И я! – добавила с таким же пафосом Маргарет-Светлана. 

– Никуда т…, – чуть сбился, едва не сказав верное по сценарию «ты» другой артист, но нашёлся и поправился. – Никуда вы не пойдёте. Довольно уже! Всё!!  

Зал грохнул овациями. 

Варя плакала. 

Хорошо, сегодня ни режиссёра, ни худрука не было – они заседали в жюри какого-то театрального фестиваля. 

При участии Анны Симоновой